221. Камуэн - Матиссу.
17 января 1918 г.
Дорогой Матисс, Твое письмо доставило мне большое удовольствие; читая его, я видел себя в тех местах, которые ты описываешь, где я был так глуп, что скучал; я считал себя обязанным оставаться на месте, вместо того чтобы, как ты, отправиться к торговкам рыбой в Марселе и следовать своим побуждениям.
Я неправильно понимал свой долг, долг вовсе не должен наводить скуку. Будем добры к самим себе, как советовал Моррис.
Теперь совсем другое дело, я нахожусь в самой неинтересной местности и в самой неинтересной среде, но надо здесь оставаться и пытаться испытывать какой-то энтузиазм. Вот это трудно! Поэтому я особенно оценил твое письмо, заставившее меня посмеяться по поводу Вердильяна1.
Он славный малый, очень простой и немного наивный, как я сам, может быть даже не такой наивный, как я, ведь он сумел создать вокруг себя ореол целомудренности, хрупкость которого ты мог оценить. В этом весь комизм этой истории.
Нашел ли ты мастерскую в Марселе? Там есть мастерские Ломбара2, поблизости от Марке; свободен весь дом, поскольку Ломбар мобилизован. Если нужно, ты сможешь все узнать от Вердильяна. Как я жалею, что не могу быть с вами! Я написал недавно домой, что Марсель меня очень привлекает, и кто знает, может быть, в следующий отпуск я съезжу туда дня на два — на три, особенно если там еще будешь ты и Марке.
У меня в Париже большая семья, но как раз из-за этого туда не надо было бы ехать... Ах, семья! После того как я получил твое письмо, я ездил на 48 часов в Париж. Я вернулся оттуда в гораздо более удрученном состоянии, чем после любого поручения на фронте. Я съездил туда, это было необходимо, и было бы лучше не уезжать оттуда, помогая то одним, то другим. <...>
...Я пытаюсь немного заняться живописью и, за отсутствием модели, пишу, пользуясь осколком зеркала, автопортрет. К счастью, я нахожу себя забавным для портрета и не жалею для локального цвета ни гаранса, ни черной слоновой кости; я попробовал сделать совсем белый фон, но это слишком жестко. Я думаю, что старые мастера имели определенный прием, три или четыре основных отношения тонов и работали всегда по этой формуле. Конечно, это было разумно. В Париже я заходил на набережную Сен-Мишель, думая застать твою семью, но консьержка сказала, что все твои в Кламаре, а туда я не успел поехать.
Тогда я прошел мимо Бернхейма, видел прекрасных Ренуаров — в них все та же радость цвета, потом — Валлотона «Церковь Гуэн», можно было почувствовать отвращение к локальному цвету, — таким он становится у Валлотона негармоничным и некрасивым. Однако рядом с картинами Симона3 Валлотон кажется почтенным и солидным.
Получив твое письмо, я сразу написал мсье Рекену, чтобы узнать, где находится Командир, вернулся ли он из Америки, и поговорить с ним о твоем сыне, попробовать улучшить его положение. Как только я получу ответ, я ему напишу по этому поводу, но боюсь, что он остался в Америке. Скоро я это узнаю.
Я не думаю, что у Дусе4 могли быть мои рисунки. Хорошо ли прошла распродажа? Напиши мне. Ты знаешь, некоторые из нас, Сегонзак, Мар, Дюфрен и т.д., сделали выставку в галерее Марсель в Париже5. Мне предложили 400 франков за набросок натюрморта. Я отказался, но потом узнал, что любитель (захотевший купить работу) — это мсье Виге, антиквар с улицы Ламенне, он как будто знает тебя, и у него есть твои полотна; это заставило меня переменить решение, и сделка была заключена.
Знаешь ли ты, что опять открываются все салоны? По этому поводу нам сообщили, что Гиран де Севола, наш «капитан», собирается подать «скромный» протест, и мы должны будем его одобрить и подписать. В этой бумаге указывается, что мобилизованные художники находятся по отношению к своим счастливым собратьям в тылу в очень невыгодном положении в смысле возможности выставляться. И поэтому он требует предоставления в послевоенных салонах нескольких залов для маскировщиков. Представляешь себе, как это будет выглядеть, да еще если сопровождать выставку музыкой... Пока же я должен послезавтра забраться в броневике на плато Краонны. Говорят, что я даже представлен к чину капрала. Из всех начальников команд только у меня нет нашивок. Если война продлится еще лет семь, я стану, может быть, и сержантом. Может случиться все, что угодно, кроме мира!
До свидания, дорогой Матисс, может быть, в Марселе около 12 февраля, будешь ли ты там? Ты, наверное, опять принялся за работу и не найдешь времени написать мне. Я желаю тебе счастливого Нового года, сердечно твой
Ш. Камуэн
Взвод маскировки, группа А, сектор 181.
Привет Марке и Вердильяну. Мне очень хочется поехать в Марсель около 12 числа будущего месяца. Напиши мне, будешь ли там.
1 Вердильян, Луи Матье (1875—1928), марсельский художник, с 1898 г. жил и работал в Париже, с 1900-го — регулярно участвовал в выставках Салона Независимых.
2 Ломбар, Альфред, марсельский художник, последние годы жил в Тулоне.
3 Симон, Люсьен (1861—1945), художник, преимущественно жанрист, работал в темной красочной гамме, входил в группу, известную под названием «Банд нуар» («La Bande noire»), то есть «Черная банда».
4 Дусе, Жак — известный коллекционер, передавший в Лувр ряд произведений современных художников (А. Руссо, Ж. Сера), а также свою библиотеку по искусству и археологии (1918).
5 По-видимому, Камуэн имеет в виду тех художников, которые находились на военной службе и участвовали в Первой мировой войне в качестве художников-маскировщиков, — Дюнуайе де Сегонзак (1884—1974), Шарль Дюфрен (1876—1938) и другие. Галерея «Марсель» на набережной Вольтера в Париже принадлежала родственнице П. Синьяка.
 Леда и лебедь.1944-46. Триптих. Дерево, масло. Частная коллекция. More. |  Танец (первая версия). 1909. Холст, масло. Музей современного искусства, Нью-Йорк, США. |  Марокканцы. 1916. |