339. Матисс - Паллади.
Ницца, 7 декабря 1940 г.
Дорогой друг,
Я беспокоился о тебе, особенно во время землетрясения, и поэтому был очень рад твоему письму. Я получил от тебя только одно письмо и тут же на него ответил. Но это было уже давно.
Мне показалось, что ты должен был бы работать, писать портреты симпатичных людей... Я хотел бы твоего возвращения сюда. Я продолжаю работать, хотя это трудно, потому что художник владеет собой, пока стоит перед мольбертом. Нельзя полагаться сейчас на ту подсознательную работу, которая происходила между двумя сеансами, — она сменяется каким-то неопределенным беспокойством, являющимся следствием всевозможных несчастий, обрушившихся, как мне кажется, на всех без исключения.
К счастью, у нас осталась наша старая привязанность — живопись, заставившая нас отказаться от стольких благ, которые для других значат так много.
Я надеюсь, что ты здоров и хорошо себя чувствуешь в привычном тебе климате, для меня он был бы слишком суров. Я, при постоянных заботах и хорошем уходе, чувствую себя неплохо.
Я прикладываю к письму две фотографии с картины, над которой, как ты видел, я много работал, и вот наконец получилась вещь, о которой, конечно, тебе будет трудно судить по фотографиям.
Мне кажется, это самое значительное, что я сделал, по крайней мере с точки зрения колористического решения: в натюрморте раковина, голубой кувшин для цветов, кофейная чашка, кофейник и три зеленых яблока на столе зелено-черного мрамора1, — в натюрморте, который я вновь и вновь перерабатывал в течение 30 сеансов, размышлял, стремясь освободиться от всего лишнего; мне кажется, я добился всего, чего могу, в отвлеченном плане (думаю, что я достаточно ясен и что ты меня понимаешь) и пока не могу двигаться дальше в этом направлении и не могу — об этом не может быть и речи — повторяться, — я позволил себе увлечься более обычным, менее духовным замыслом, приблизился к материальности вещей и написал устрицы2. Тут, мой дорогой, нужны вкусовые ощущения, устрица в картине должна остаться устрицей, в исполнении должно быть что-то от голландцев. Я пишу уже третье полотно на эту тему. Конечно, я делаю это, чтобы защититься от всего окружающего. Мне стоило больших усилий, но я дал себе полную волю и опять нашел те естественные качества и вкус сочной живописи, которые мне приходилось долго сдерживать.
Я полагаю, тебе это было бы интересно. Не знаю, что будет дальше, не уверен, что такие картины, хотя и очень яркие по цвету, могут быть исполнены только в технике масляной живописи, а я уже давно думал только о линиях и цвете, а техника была мне безразлична — будь это акварель или гуашь, — мне была важна только выразительность сочетания и сопоставления окрашенных поверхностей. Мне кажется, сейчас я кое-чего достиг. Я хотел бы жить достаточно долго, вернуться к моей прежней концепции и посмотреть, может ли моя новая работа к ней что-либо добавить. Напиши мне, если сможешь.
Итак, я вкладываю в это письмо две фотографии картины, надеясь, что если цензура сочтет нужным их изъять, то пропустит само письмо, оно совершенно невинное.
Твой Анри Матисс
Приписка на полях первого листка письма:
Разница в выражении лица в первом и последнем состоянии «Спящей женщины» происходит от того, что я переменил модель; и, хотя последняя модель мне не позировала, она повлияла на меня, ее изящество лучше сочетается со спокойствием моей картины. Как жаль, что ты не можешь увидеть картину в цвете.
1. Светло-голубой, почти белый.
2. Красный вермильон, холодный, приобретший от соседства, от сочетания глубину и гибкость венецианской красной (почему я в таком случае не взял просто венецианскую красную? Потому что ее воздействие на соседние цвета слабее).
3. Стол — лиловый, светлый кобальт, ты видел, как я писал, значит, ты знаешь, какой он интенсивный.
4. Желтая чистая охра — лессировка.
5. Тело — теплый розовый кадмий — вермильон.
6. Фон вышитого квадрата — лимонно-желтый.
7. Юбка и все линии — черная слоновая кость.
8. Лессировка ультрамарином и белым того же тона, что блуза, только темнее.
9. Белый грунт.
Эту картину я писал год. Те, кто обратит внимание только на то, как я написал волосы и вышивку на плече, не поверят этому. Но ты, ты знаешь!
Лессировка чистой изумрудной зеленью
Пятна чистой черной слоновой кости
Розовый гаранс
андрианополь
лессировка, почти прозрачный 12 Белый
Рисунок синим ультрамарином
Белый
Рисунок синий и красный красный вермильон розовый
изумрудный зеленый и светлый белый
зелено-желтый притушенный
фотография была сделана, когда эта часть была синей, поэтому изменилась интенсивность внизу стронциановая желтая, чистая розовый вермильон и белый
стол — черная слоновая кость и процарапанный рисунок
чистая желтая стронциановая светлый желто-зеленый
Разрешаю себе заметить, что все это только разговор двух добрых старых друзей, старых художников, которых огорчает разлука. Я был бы очень благодарен... если бы это было так понято и этой профессиональной болтовне было бы разрешено дойти до места назначения.
1 «Натюрморт с раковиной» 1940 г. находится в ГМИИ им. А.С. Пушкина (инв. № 3769). Картина была подарена музею в 1958 г. Л.Н. Делекторской.
2 По мнению Л. Н. Делекторской, речь идет о картине «Натюрморт с устрицами» (Базель, Музей искусств).
 Тюльпаны и устрицы на чёрном фоне. Холст, масло. Лувр, Париж, Франция. |  балконная дверь в коллиуре 1914 |  Матисс (Раймон Эсколье) |