Заметки о рисунках серии "Темы и Вариации". 1942 г.
Когда я делаю рисунки «Вариаций», путь моего карандаша на бумаге подобен в какой-то степени движениям человека, ищущего во тьме свою дорогу. Это значит, что я не определяю заранее этого пути. Я не веду — я ведом. Рисуя, я перехожу от одной части своей модели к другой, вижу только одну эту точку, независимо от других, к которым потом устремится мое перо. Меня ведет внутренний порыв, и я передаю его по мере того, как он нарастает, доверяясь ему больше, чем модели, которую вижу перед собой: в этот момент она имеет для меня не больше значения, чем слабый огонек в ночи; добравшись до этого огонька, я уже вижу другой, к которому и направляюсь, по-прежнему заново отыскивая к нему дорогу. Путь этот столь интересен, что, может быть, он то, что есть в этом процессе самое привлекательное.
Так паук зацепляет нить паутины за выступ, который кажется ему самым подходящим, а оттуда тянет ее к другому, им найденному, и так постепенно, стежок за стежком, он плетет свою паутину.
Что до моих рисунков-этюдов для «Тем», то мне еще недостаточно ясен процесс работы, поскольку он гораздо сложнее и своевольнее. Вот эта-то волевая направленность и есть основное препятствие для самого главного — проявления инстинкта художника в полную силу. Если во время моей работы над рисунками по вдохновению моя модель спросит: «Который час?» — и я прислушаюсь к этим словам, — все испорчено, рисунок погиб. Когда же я занят работой другого рода, к примеру рисунками-этюдами, то мне еще удается относительно внимательно следить за беседой, и то я увожу ее в туманные дали, не связанные с моим настоящим занятием. В этом случае вопрос «Который час?» заставляет меня выйти из другого мира.
 Египеская занавесь. 1948. Холст, масло. Частная коллекция. |  Японская маска |  Две вазы с цветами. 1938. Перо, тушь. 28.5 x 37.3 см |